Латинское название ясеня - «fraxinus» или «свет от камина», вероятно, связано с тем, что вязанка из ясеневых прутьев традиционно сжигалась в канун Рождества во многих домах и постоялых дворах западных областей. Ясеневая вязанка представляла собой большой пучок ясеневого хвороста, связанного вместе девятью ясеневыми или ивовыми прутьями. В Девоне и Соммерсете она заменяет собою святочное полено. Ее надо церемониальным образом вносить в дом и поджигать от горящего уголька, сохранявшегося в течение всего года от ее предшественницы, - чтобы сохранить преемственность удачи.
Незамужние девушки в доме часто выбирают веточку из этой вязанки, помечают ее для себя и следят, когда она переломится в жару огня. Та, чья веточка переломится первой, первой же выйдет замуж. В постоялых дворах и кабачках тоже внимательно следят за тем, когда переломится первая ветка: это служит сигналом для первого тоста, за которым следуют другие. Эти обычаи происходят от древних ритуалов огня и плодородия, практиковавшихся в дохристианские времена в дни зимнего равноденствия.
В гадании на замужество использовали также ясеневый лист: девушка засовывала ровный лист себе в башмак. Считалось, что первый мужчина, которого она встретит после этого, в конце концов на ней женится. Однако наибольшее признание ясень получил как целебное средство. Считалось, что более всего он помогал при лихорадке, грыже, рахите, коклюше и бородавках. По свидетельству одного автора кора старого ясеня, росшего в графстве Херефордшир, была покрыта «пучками человеческих волос, торчащими из проделанных в коре надрезов». Также как и болезнь, перемещали на ясень и бородавки: воткнув иглу в бородавку, ее следовало вынуть и воткнуть в ясень. Сколько было бородавок, столько же бралось и булавок. До тех пор, пока булавки оставались в дереве, их владелец не испытывал более никаких неудобств от них.
Самым, может быть, известным и пользующимся наибольшим доверием исцелением с помощью ясеня было излечение от грыжи или рахита у детей. Для этого обряда расщепляли молодое ясеневое деревце, вгоняли в щель широкие клинья и пропускали через расщеп три или девять раз догола раздетого ребенка. Проделывать это следовало на рассвете. Обычно ребенка передавал отец в руки другого человека. Ребенка затем уносили домой, клинья вынимали, а расщепленное деревце туго связывали, чтобы половинки могли срастись. Трещину замазывали глиной и илом. Считалось, что если трещина в дереве закроется и зарастет, то грыжа у ребенка тоже закроется и зарастет. Но если дерево не срасталось, не выздоравливал и больной, а если потом, много лет спустя, это дерево гибло или его срубали, то болезнь немедленно возвращалась в более острой форме и больной умирал, как и дерево, чью жизнь обряд исцеления накрепко связал с его собственной.
Даже во второй половине 80-х годов XIX в. такое средство от грыжи было общеупотребительным во многих районах Суссекса. Детали обряда несколько разнились в разных регионах. Где-то все происходило в полном молчании, в других местах отец должен был, пропуская ребенка через расщелину, произносить: «Господь дает», а другой человек отвечал: «Господь принимает». Иногда обряд производился только один раз, иногда девять раз подряд по утрам, а деревце перевязывали в последний день. Все это неизменно происходило на рассвете, и голенького ребенка все время поворачивали лицом к восходу. Само дерево должно было быть безупречной девственной женской особью, т. е. не тронутой ножом. Как правило отцу ребенка не позволялось самому расщепить дерево. Это проделывали двое других; в их же обязанности входило связать деревце по окончании ритуала.
Использованные материалы:
- Кристина Хоул, Энциклопедия примет и суеверий;
- Энциклопедия суеверий.